Сидим за столом, разговариваем. О чем? Естественно, о рыбалке! А конкретно – о щуках-крокодилах. Почти неделю гоняем на моторке по Оби, проверяя самые «стопудово надежные» места, а щуки все попадаются рядовые. Два, три, ну четыре кило… – На Щучью идти надо, на омута… – задумчиво тянет ханты Петр Иванович.
А мне-то что? Мне хоть ехать, хоть идти – лишь бы на рыбалку, тем более за трофеями!
И вот, оставив моторку в устье притока Оби – речки Щучьей, взвалив на плечи немалые рюкзаки, мы выдвигаемся в поход длиной в десяток километров по таежным тропам, вьющимся меж невысоких горушек да верховых болот. Несколько раз тропа выводит нас к речке, но мы не тратим время на рыбалку, и быстрее – дальше, дальше! Через три с половиной часа мы на месте – у первого омута. С облегчением сбросив рюкзаки, ставим лагерь несколько поодаль – прямо у шумливого переката. Перекусив, отдохнув и заготовив дрова на долгий осенний вечер и ночь, идем на омут. Попутно несколько раз бросаю блесну под перекат в надежде на окуней, но безрезультатно. Пока я проверяю это место, Петр своей снастью облавливает омут. В руках ханты короткая палка с «Невской». На катушке леска 0,6 мм, к ней привязана без поводка большая блесна-ложка с соответствующим тройником. Петр забрасывает эту снасть, как забрасывают донку, дает блесне заглубиться, после чего тянет ее к себе, равномерно перебирая руками, укладывая леску кольцами подле ног. Так раз за разом он «пробил» весь омут.
– Эх, ушла! – кричит Петр на одном из последних забросов, сделав неудачную подсечку. Потом сматывает снасть и уступает место мне. Цепляю к поводку крупный воблер от Storm и забрасываю его под противоположный берег омута поперек течения, медленно подматываю. На середине омута следует атака из глубины, и на крючках сидит – это хорошо чувствуется – солидная рыба. Немного волнуясь, вывожу ее – ведь я жду поимки крокодила килограммов на десять. Но что-то не похоже. Сопротивление быстро ослабевает. У моих ног щука килограмма на три. Освобождаю и отпускаю ее в родную стихию. Скажу наперед, что всех щук такого размера я отпускал, досадуя только на то, что их в этой речке чересчур много. Вновь забрасываю воблер, но немного повыше по течению. Рывок в глубину, в сторону. Стоит на месте. Я не тороплю ее – пусть себе постоит. Понемногу пробую «выкачать» – что-то не идет. Может, ушла под корягу? Нет, пошла… пошла… Сердце бьется, дух замирает. Может, это крокодил? Вывел я ее, и оказалось она килограммов под пять. Что же, пойдет в уху!
А потом была еще такая, и еще, и опять такая… Да сколько же их там? И где же крокодилы? Смеркается. Можно бы еще помутить омут, как пушкинский Балда, да ладно, хватит! Вернувшись в лагерь, готовим уху, по-дружески ужинаем, говорим про жизнь – о семьях, друзьях, работе. Любуемся бездонным черным небом, усыпанным крупными звездами. И вдруг – откуда появилось? – теплое и мягкое чувство гармонии охватывает меня… Умиротворенный, я залезаю в спальник в палатке и под баюкающие звуки реки и легкого похрапывания Петра, оставшегося коротать ночь у костра, быстро и глубоко засыпаю. Проснулся я от злобного и настойчивого лая Рыжки где-то вдалеке и от холода. Пока выбираюсь из спальника и палатки, Петр уже с ружьем, крадучись, уходит на лай. Меня колотит от холода. В светлеющем небе еще сверкают звезды, а все вокруг покрыто инеем: заиндевевшая палатка, серебрится побитая морозом трава, поблескивают поникшие ветви деревьев с остатками жухлой листвы. Я так замерз, что, кажется, будто и сам присыпан изморозью. Костровище тлеет. Петя уже возвращается вместе с весело скачущей возле него лайкой, а я все никак не могу задубевшими руками наломать тонких веток для растопки.
– Лось к реке выходил, ушел в тайгу, – немного огорченно докладывает Петр. Костер разгорается. Чтобы согреться, я энергично ломаю ветки и тонкие стволики мелочевника, подкладываю их в огонь. Огонь оживает, набирает силу. Мы стоим около него и греемся.
Бросаю взгляд на прислоненный к березе спиннинг и обмираю: он весь покрыт льдом – ручка, хлыст, катушка! Пока я вожусь со спиннингом, Петр со своей «удочкой» уже уходит на омут. Он делает пару-тройку забросов и вскоре приходит в лагерь с «дурой» килограммов на шесть-семь. А я тут греюсь еще! Хватаю спиннинг, почти бегу к омуту. Очертания омута размыты утренней серостью. Раздается мощный всплеск – сыграла щука. Я трясусь уже не от холода, а от волнения. Бросаю воблер в сторону всплеска, стараясь не спешить, подматываю. Ничего нет. Бросаю под другим углом, почти под противоположный берег, и веду. Воблер играет, его колебания отчетливо отдают в руку. Приманка уже на середине омута, когда шнур вдруг сильно натягивается, сгибая хлыст, и начинает быстро уходить в сторону. Делаю подсечку и пытаюсь подмотать катушкой, но срабатывает фрикцион, и плетенка со стоном стравливается в воду. «Крокодил!» – мелькает в голове. Все. Время остановилось. Только я – и связанная со мною леской рыба. Щука сидит надежно – это понятно. Значит, сейчас не надо торопить события, пусть немного погуляет на натянутой плетенке, устанет. Рыба неторопливо и тяжело ходит из стороны в сторону в глубине омута. Мне пока удается удерживать ее, но и не более того. Со страхом посматриваю на дугу спиннинга – нет, не критично! Ну что же, пора и вытягивать, пожалуй. Затягиваю потуже фрикцион и очень осторожно, с небольшими паузами «выкачиваю» щуку. Она поддается! Я уже почти уверен в победе! Вот рыба показалась в прозрачной воде у самого берега – спокойная и какая-то не огромная. Вытягиваю еще. Ее голова появляется из воды и ложится на краешек берега. Вот это да! Это глубина скрадывала ее истинные размеры. Но как ее вытащить? Берег крутой – на шнуре вверх не подтянуть. Спуститься в воду тоже не получится – глубина сразу приличная. И под рукой ни сачка, ни багра нет. Можно сказать, безоружный против вооруженной до зубов, да каких!
Щука не предпринимает попыток к освобождению, и я решаюсь наклониться, дотянуться до ее головы и ухватить под жаберную крышку. Но зубастая, почувствовав мое прикосновение, резко мотает огромной башкой и отрывается от берега. Я судорожно дергаю шнур, держа его в руке, и тут происходит то, что и должно произойти в такой ситуации: плетенка ноль два жалобно издает «тен-н-нь!» и обрывком качается в воздухе – без поводка, без воблера и… без огромной, красивой, зубастой хозяйки омута. Щука пару-тройку секунд очумело стоит в воде, уткнувшись мордой в берег, потом медленно разворачивается и не спеша, солидно исчезает в темной глубине… Не-е-е-т!!! Все мое существо отказывается верить в происшедшее! Но факт в виде оборванной плетенки у меня в руке – упрямая вещь! Ловить больше не хотелось. Машинально привязываю новый поводок, цепляю шведский «Атом», забрасываю.
С едва ощутимой надеждой кручу ручку катушки. Рывок, подсечка! Нет, не то! Легко вывожу трехкилошную щуку и с полным безразличием отпускаю ее обратно. За последующие полчаса вылавливаю еще полдюжины таких из разных точек омута (верно, и вчерашние отпущенные есть). Забираю с собой парочку для ухи и ухожу с омута почти в подавленном состоянии. В лагере пересказываю все Петру. Он слушает внимательно, сопереживает: – Надо было меня на помощь звать! Спасибо, Петя, в следующий раз обязательно позову. Эх, если он еще будет, этот следующий раз. Десять, одиннадцать… пятнадцать кило? Сколько в ней было? А нисколько! Нет ее – значит, и «кило» этих нет! Попили мы с Петром Ивановичем чаю и – хватит горевать! – пошли по речке, другие места посмотреть. Сразу же, только поднялись за порог, – омут. Поменьше первого, но тоже приличный. Бросаю под противоположный берег «Атом» – пусто. Проходим еще около двух сотен метров, и я вижу под противоположным берегом небольшую заводь. Должна она там быть!
Прицелился, бросок – немного не так, проводка впустую. Еще бросаю – не попал, еще – снова не так. Руки что-то дрожат. Выравниваю дыхание, стараюсь настроиться. Бросок – хорошо легла! Короткая проводка – удар, рывок. И вот рывок за рывком идет мощное сопротивление. Рыба явно очень приличного размера. Я уже успокоился и методично вывожу зубастую. Минуты три-четыре понадобилось нам с ней, чтобы решить, в чью же пользу игра. Захожу в воду у самого берега и принимаю голубушку под жабры. Нет, это не щука моей мечты, хотя более пяти кило в ней есть. Решаю отпустить красавицу домой – крючок тройника всего-навсего аккуратно пробил ей костистую челюсть. Да вот беда: зажим-экстрактор китайского производства не выдерживает нагрузки и губка его отлетает при попытке покрепче ухватить да вытащить. Придется по старинке – пальчиками. Держу щуку на весу – на траве она бьется! – подхватив под жабры левой рукой, правой же пытаюсь вытащить крючок.
Не получается. Вожусь, вожусь, а она, голубушка, терпение потеряла да как крутнется всей своей массой! Бросил ее на траву и смотрю, как из распластанного большого пальца ручьем кровь льется. Вовремя Петя подошел. Пока я пальцем занимался, он тройник вытащил, но так, что разговора об отпускании щуки на волю уже не было. У местных рыбаков так заведено: что из воды вытащено, то обратно не идет. Либо в уху, либо на корм собакам. А отпускание – баловство, недостойное серьезного человека. Петр Иванович, ни секунды не сомневаясь, продевает щуке под жабры ивовый прут и тащит ее в лагерь. Кое-как замотав ранку на пальце оказавшейся в кармане салфеткой, направляюсь вслед за Петром. Вроде бы наловился сегодня, но на омуте перед перекатом охотничий азарт берет свое. Забрасываю блесну вдоль береговой линии вниз. Что же здесь есть? А есть тут щука! На первых же секундах проводки вижу, как из глубины, из-под берега метнулась белесая торпеда – и пошла гулять на тройнике! И опять «калиброванная» – кило на четыре, не меньше.
Щучья речка! В каждом месте, которое хоть как-то пригодно для засады хищницы, она есть! Как говорит мой друг, «щуки здесь – немеренно»! Полюбил я эту речку, так полюбил, что расставаться с нею нет сил! А надо уже обратно идти, к дому. Три часа неспешной ходьбы с тяжелыми рюкзаками – и вот мы у лодки, которая терпеливо ждала нас в устье реки, чтобы еще через полчаса довезти двух уставших, но очень довольных рыбаков до поселка. А еще через день я уже в поезде. Сижу в вагоне и думаю о том, что не уезжаю из дорогого мне Приобья, а начинаю новый, длиною в год, поход на любимую Щучью речку!
